Митрополит Агафангел (Преображенский) как реформатор духовного образования на рубеже XIX-XX вв.

столь существенные изменения, что ее облик изменился едва ли не больше, чем за предыдущее тысячелетие. Города с их регулярными кварталами, шоссе и же­лезные дороги, почта и телеграф, заводы стали символами новой индустриальной эпохи. На рубеже веков Россия вступила на новую ступень экономического разви­тия, она была вовлечена в процесс модер­низации.

Традиционным слоям общества было сложно приспособиться ко всем проявле­ниям ускоренного развития государства. Модернизация явилась насилием по от­ношению к людям, все еще связывающим себя с традиционным сельским укладом. Они презирали новое, поскольку города, заводы разрушали сложившиеся сообще­ства и лишали людей чувства безопасно­сти и надежности. Такого рода неприятие было связано и с тем, что большинство людей маргинализировались, у них ме­нялся уклад жизни и мотивация соци­ального поведения. Внутренняя транс­формация не могла быть произведена «сверху», и поэтому многие оказались в «пограничном» состоянии. Ф. М. Досто­евский писал об этом непростом времени: «…В наше время, столь неустойчивое, столь переходное, столь исполненное перемен и столь мало кого удовлетво­ряющее — непременно должно было раз­вестись чрезвычайно много людей, так сказать обойденных, позабытых, остав­ленных без внимания и досадствующих: «Зачем, дескать, везде они, а не я…»». Люди все чаще задавали вопросы: что я есть? зачем живу?

Казалось, ответы на животрепещущие во­просы должна была дать Церковь, однако исто­рический экскурс свиде­тельствует, что она сама занимала весьма неустой­чивое положение в новом, трансформирующемся обществе.

Острые нападки испы­тывала Церковь в России со стороны интеллиген­ции. Особо высмеива­лись священнослужите­ли, которые по оценкам современников, были довольно невежествен­ными. По воспоминаниям генерала Н. А. Епанчина, православное духовен­ство «крестило, венчало и напутствовало на тот свет, а на него смотрели как на нечто низшее… Правда, в значительном числе оно было малообразованно, даже в церковно­богословском отношении, оно не имело не то что светских, а почти никаких манер; оно было скудно обеспечено в материаль­ном положении, это, ко­нечно, была не наша вина, но и мы могли в известной степени помочь духовен­ству, памятуя, что это наши пастыри, духовные отцы наши…».

Подобного рода оцен­ки, с одной стороны, свя­заны с легковесностью русской интеллигенции в вопросах религии, что с горечью отмечал выда­ющийся философ и бого­слов С. Н. Булгаков: «По­разительно невежество нашей интеллигенции в вопросах религии… Наша интеллигенция по отно­шению к религии просто еще не вышла из отроче­ского возраста, она еще не думала серьезно о религии и не дала себе сознательного религиозного самоопреде­ления, она не жила еще религиозной мы­слью и остается поэтому, строго говоря, не выше религии, как думает о себе сама, но вне религии».

С другой стороны, нельзя не отметить, что падение престижа Православной Цер­кви было во многом связано с неумелой политикой Синода на рубеже веков, и прежде всего, при проведении реформ ду­ховного образования. Достаточно вспом­нить о том, что в результате реформы обер-прокурора Д. А. Толстого в 1879 г. семинаристам был закрыт свободный до­ступ в университеты — они должны были сдавать весьма сложные вступительные экзамены, а детям не из духовных семей

—    в семинарии; последние принимались в семинарии только с обязательством при­нять сан после окончания. Элемент при­нудительности отрицательно сказывал­ся на нравственном климате в духовной школе. За свое обер-прокурорство Д. А. Толстой закрыл насильственно больше двух тысяч финансово маломощных хра­мов, якобы для материального укрепле­ния Церкви.

Преемником Толстого стал К. П. По­бедоносцев. Из-за боязни просвещенно­го духовенства, он сократил количество мест в духовных академиях. Закрыл он и Общество любителей духовного просве­щения и его журнал. Оценивая деятель­ность этого обер-прокурора, церковный историк Д. В. Поспеловский отметил, что К. П. Победоносцев «признавал только инстинктивную веру темного народа, не любил богословия и духовных вождей, ценя только сельских «немудреных па­стырей наивного стада». Победоносцев считал допустимым только самый низ­ший уровень народного образования. Церковно-приходская школа, которую он насаждал, по его замыслу, должна была на этом и кончаться, а не быть первой ступенью к дальнейшему образованию. Вместо него Победоносцев завалил стра­ну благочестивыми листками и религиоз­ными лубками для простого народа».

Не нравилось ему и духовное пробу­ждение начала века среди русской ин­теллигенции, ее богоискательство. Очень нехотя К. П. Победоносцев разрешил в 1901 г. Петербургские Религиозно­философские собрания, но уже через два года обер-прокурор собрания запретил, испугавшись широты и свободы дискус­сий в них, допускаемых свободолюбивым председателем. Публикации этих дискус­сий в общедоступном журнале «Новый путь» также прекратили.

Именно в такое трудное для Церкви время она имела целую плеяду достойных иерархов и священников, пытавшихся из­менить духовное образование в лучшую сторону.

В ряду наиболее уважаемых епи­скопов был и митрополит Агафангел (Преображенский), жизненный путь ко­торого был насыщен духовным служе­нием в Томске, Иркутске, Риге, Виль­но, Ярославле и других городах России;  многолетней дружбой с Патриархом Ти­хоном; борьбой за сохранение единства Церкви в эпоху расколов, инициируемых властями и обновленцами в 1920-е гг. и многими другими тягостными события­ми, являвшимися отражением трагиче­ской эпохи в истории России.

Важной стороной жизнедеятельности Пастыря была забота о повышении уровня духовного образования в стране. Митро­полит Агафангел на собственном опыте знал, что система образования нуждалась в переменах. Ведь он сам, несмотря на то, что был рожден в семье священника, по словам Игумена Дамаскина (Орловско­го) увлекся в годы обучения в семинарии материалистическими науками. «Горячее желание служить Церкви Христовой в священном сане за время учебы охладе­ло, и к концу обучения он решил оста­вить семинарию и поступить в светское учебное заведение, чтобы стать врачом». Только тяжелые жизненные испытания и постоянный духовный поиск вернули его к желанию стать священником, а в даль­нейшем и к принятию пострига.

Пройдя длинный путь служения, ми­трополит Агафангел занимал последо­вательно разные должности, и почти все они в той или иной степени позволяли заботиться владыке о духовном просве­щении, об устроении образования. Среди таких постов: должность преподавателя в Ранебургском Духовном училище (1881), смотрителя Скопинского Духовного учи­лища (с 1882), инспектора Томской Ду­ховной семинарии (с 1885), ректора Ир­кутской Духовной семинарии (с 1888). Не оставил он своим вниманием вопросы об­разования и в годы епископского служе­ния на кафедрах: с 1893 г. — Тобольской, с 1897 г. — Рижской, с 1910 г. — Литовской (в 1904 г. он был возведен в сан архиепи­скопа), а также в непростые годы архи­епископского служения в Ярославской епархии (с 1914 г.) и на посту митрополи­та Ярославского и Ростовского (с 1917).

Среди важнейших приоритетов, ко­торые позволяли созидать Владыке до­брый порядок в духовных школах, чем он «снискал доверие и благорасположение как среди сослуживцев, так и среди вос­питанников», были, во-первых, духовное просвещение инородцев; забота не только об организации учебного процесса, но и о нравственном воспитании учеников.

Так, будучи епископом Тобольским и Сибирским, он посещал учебные заве­дения, где интересовался не только успе­ваемостью воспитанников, но и нравст­венностью их, и условиями их жизни, и обеспечением учебными пособиями и приборами, медицинской помощью, ко­личеством и качеством питания. По пред­ложению архипастыря, духовенство произвело отчисление с доходов в 1%, чтобы 60 воспитанникам, детям беднейших кли­риков, предоставить бесплатные помеще­ния в семинарских общежитиях.

Во-вторых, Владыку беспокоило и материальное обеспечение духовно-учеб­ных заведений, повышение квалифика­ции учителей. В Тобольске владыка ас­сигновал средства на ремонт семинарии. В Березове по его благословению постро­ена церковно-приходская школа с прию­том для инородческих детей, учреждены летние педагогические курсы усовершен­ствования преподавателей, увеличен их заработок, школы обеспечены бесплат­ными учебниками. Не меньшим вниманием и помощью пользовалось женское епархиальное училище.

Прибыв в Рижскую епархию, как свидетельствуют страницы «Рижских епархиальных ведомостей», святитель не оставил своих начинаний. Так, в 1900 г. он обратился к XXIV епархиальному съезду духовенства с предложением «об устройстве ежегодных учительских кур­сов для преподавателей православных школ епархии для возобновления позна­ний по методике преподавания учебных предметов».

Активность святителя принесла бога­тые плоды. При нём в Латвии и Эстонии было открыто 30 новых церковно-при­ходских школ, при Христорождествен- ском соборе архиерей создал народную библиотеку. Он же основал православное религиозно-просветительное общество (благодаря деятельности которого и про­водил беседы в рижских чайных).

Стремясь поднять уровень духовно­сти в эпоху перемен, при этом не препят­ствуя техническому прогрессу, Владыка издавал церковный журнал на латыш­ском языке, велел проводить службы в Христорождественском соборе не толь­ко на русском и латышском языках, но и на немецком.

Заботы митрополита Агафангела о духовном возрождении образовательных учреждений нашли воплощение и в виде­нии возможных реформ системы духов­ного образования на страницах «Отзыва» о разрешении актуальных проблем бого­служебной жизни Русской Православной Церкви, составленном святителем к ожи­давшемуся Поместному Собору 1905 г.; и при открытии миссионерских курсов в Литовской епархии; и создании приютов для сирот и детей воинов в годы Первой Мировой войны в Ярославской епархии.

Указанный лишь небольшой перечень заслуг митрополита в области просвеще­ния открывает глубокое понимание вла­дыкой важнейшей цели образования, ко­торой должна быть не только забота о по­вышении знаний учащихся, в том числе и в области естественных наук, но, прежде всего, нравственно-духовное воспитание подрастающего поколения.